В 40-х годах XVIII в. и в Савватьеве произошли события, попавшие в дела Консистории. Героем их выступил мельник Яков Афанасьев по фамилии Новгородцев. Он очень разбогател в этот период, причем не совсем законным путем. Произошло это так. Мельники впервые записаны в Ревизской сказке 1747 года. Обоим братьям Афанасьевым – Андрею и Якову порядочно лет - 45 и 40 соответственно, понятно, вроде бы, что в Савватьеве они обосновались достаточно давно, но, конечно, уже после 1 ревизии 1720 года. Однако все значительно интереснее. Сохранился еще один документ. Теперь он существует сам по себе среди бумаг канцелярии приказчика. Это исповедные ведомости (записи о бытии на исповеди) Савватьева монастыря 1745 года (как раз, когда составлялись данные второй ревизии). По нему Афанасьевых даже трое - Андрей, Михайла и Яков. Но возраст их совсем другой. Андрею 52 (а не 43-45), отсутствовавшему в Ревизии Михаилу 36, а Якову вовсе не 38-40, а 59 лет. У него жена Неонила Савельева 60 лет. Детей у них не было, но они взяли приемного сына Петра, ему 3 года13. (по Ревизской сказке 1747 г. - 6, что вполне правильно). Зачем же было самому Якову укрывать, что он гораздо старше? Очень просто. В прежней (первой) ревизии он не был записан, а во второй был, но все было чисто - он якобы был еще мал ко времени 1 Ревизии (16-17 лет, а значит, все равно не годен к записи в тягло и для платежа подушного налога). На самом деле Яков Афанасьев Новгородцев ко времени 1 Ревизии в тягло очень даже годился, однако платить ничего не собирался.
Каким-то образом ему удалось не записаться в 1 Ревизию. Честно говоря, это было не очень сложно. Мы и теперь не знаем, сколько ему было лет к 1720 году. Видимо, он сын Афоньки Тимофеева, а родился где-то в 1690-х гг. По исповедной росписи лет пять-семь он себе, похоже, накинул. Проверить его было в тех условиях невозможно. Мы уже видели как Никита Сухарев с 1710 по 1717 года постарел на 5 лет, его старший сын Василий на 10, младший Прокопий - на 18, а жена его Фекла и вообще осталась в прежнем возрасте. Такие ошибки в возрасте были обычным делом в XVII-1 пол. XVIII вв., потому что рождение детей не фиксировалось в документах (занятно, что братья Афанасьевы не помнили, кто из них старший, скорее всего, они ровесники или погодки, но верховодил ими Яков).
Вообще, документы хранят полное молчание о всех служилых людях Савватьева монастыря до 1720 г. Где они были и что делали - неизвестно. Кто-то из них бежал в неизвестном направлении, кто-то разбогател. На двадцать лет они выпадают из поля зрения историка.
Попробуем выяснить, что же было на самом деле. Яков помнил о событиях 1710-х гг. (устройство гробницы преп. Савватия), правда, плохо - он не запомнил имени архиерея, осматривавшего гробницу. Вот тогда ему и было 10-15 лет. Мельником он мог стать не позже 1720 года, (в этом году мельница уже была). То есть минимум 27 лет Яков Афанасьев фактически не платил за пользование мельницей никому ничего (если не считать взятки приказчикам). А потом, уплачивая за себя, платил ли за мельницу? Ни о каких оброках за мельницу еще в 1763 году ничего не говорится. Только в 1764 (!) году его мельница была положена в оброк за 8 руб. 34 коп. в год14 (очень неплохая сумма, вспоминая, что вся вотчина давала в тот период дохода Воскресенскому монастырю чуть больше 200 рублей в год). А у нас есть основания подозревать, что мельница была у него не одна, или она была многофункциональна - обычная и пильная. (Впоследствии на Орше около Савватьева осталось две обычные мельницы). Сколько положил в свой карман Яков Афанасьев - одному Богу известно. Впрочем, вряд ли очень много. Потомки Якова так и остались крестьянами, а из многих мельников в Тверском уезде только он скопил состояние.
Надо сказать, что все это не сошло предприимчивому мельнику с рук. Его арестовывали, отвозили в Тверь, заключали в тюрьму, но он освобождался на поруки. К этому делу и была, видимо, сделана копия с исповедных ведомостей. По ним можно узнать правду, но правда была судьям ни к чему. Вторичное следствие, когда Якова Афанасьева отвозили уже под караулом в Тверь, кончилось также ничем. Мельник мирно скончался в Савватьеве.
Но все это имело важное и единственное для нас следствие. Яков Афанасьев был единственным человеком в округе, который мог построить каменную церковь. И он ее построил. Точнее, именно он капитально перестроил Знаменскую церковь, так как она сохранилась до 1936 года. Причем, произошло это в такие года, когда строить вторую каменную церковь к первой каменной ему вряд ли бы разрешили в консистории. Скорее всего, оттуда пришла бы инструкция, чтобы вовсе разобрать ветхую Знаменскую церковь, пока она не упала кому-нибудь на голову.
Для осуществления своего проекта Яков Афанасьев выбрал исключительно благоприятный момент - оттепель в государственно-церковных отношениях при императрице Елизавете Петровне. Понятно, что даже в этих условиях обозначать себя, а особенно свой капитал, в тверской Консистории он не хотел, поэтому сделано все было по-тихому. Материал был подготовлен, плотники и каменщики наняты, работы фактически начались. Видимо, через приказчика Ивана Киприанова было получено разрешение из Воскресенского монастыря от Преосвященного Петра, викарного епископа, управлявшего Новым Иерусалимом. Священник Прокофий Никитин вообще в расчет не брался. Он и не сообщал никому о стройке, “за простотою своею”. Оставалось поставить перед фактом тверское церковное начальство, поскольку освящать церковь должно было все же оно.
И здесь, как и следовало ожидать, возникли затруднения. Архиепископ Митрофан (Слотвинский) был человеком по-своему интересным, но жестким. Спускать без последствий такие дела он не любил. Поэтому в Консистории образовалось дело об освящении Знаменской церкви, которое не дошло до наших дней, но известно по многочисленным выпискам у дореволюционных авторов.
В 1742 г. Консистория затребовала из Савватьева всех ответственных лиц для дачи показаний. Яков Афанасьев при этом показал следующее: “В помянутом Савватьеве монастыре имеются две церкви каменные, первая - во имя Сретения Господня с приделом Николая Чудотворца, вторая обветшалая, во имя Знамения Пресвятыя Богородицы, в которой своды весьма обветшали и валятся; и за тем с 1740 года службы в ней не исполняется. Да во оной же церкви имеются мощи Преподобного Отца Савватия под спудом, над которым поставлена деревянная гробница с написанием на верхней доске оного Преподобного образа; и те мощи в прошлых годах Преосвященным Тверским Архиепископом, токмо которым именно и в каком году, точно он, Яков, не упомнит, свидетельствованы и реченная гробница запечатана, за которою печатью и ныне находится”15. Отметил он также, что желает своды и часть ветхих стен разобрать и сложить вновь.
Далее, судя по всему, Яков Афанасьев действовал очень быстро. Подав формальное прошение уже в разгар работ, он в основном и закончил их за один сезон 1742 года. Так что, когда в Консисторию прибыл священник Прокопий Никитин, все уже было кончено. Священник показал: “В вышеупомянутой церкви во имя Знамения Пресвятой Богородицы своды были весьма ветхи и валились, и за тем службы исправлялись с немалою нуждой; да во оной же церкви издавна имеется древянная гробница над гробом Преподобного Отца Савватия, на которой гробнице на верхней дске оного Преподобного образ с надписью оного Преподобного имени; да во оной же церкви имеется оного Преподобного образ месной в житии, да образ штилистовой окладной - старинные - да напрестольный деревянный резной крест с надписью на нем, что оный крест принесен тем Преподобным Савватием из Иерусалима. А больше того Печатного и Письменного об оном Преподобном жития не имеется; и были ль или нет, того он, поп, не знает, ибо оный монастырь в давних годех горел неоднократно; и под объявленною гробницею бывшим Преосвященным архиереем свидетельствовано ль, и есть ли под оною гробницею оного Преподобного мощи, и бывали ль какие чудеса, о том он, поп, не знает”16 .
Относительно строительства Прокопий Никитин показал, что каменщики Якова Афанасьева разобрали свод и ветхие стены до окон, собрали вновь, мало прибавив в высоту, свод покрыли и главу сделали, и крест поставили по-прежнему, “а более ничего не меняли и алтарь остался неповрежден”.
Трудно сказать, как получилось прибавить свод в том очень низком сооружении, которым являлась Знаменская церковь после перестройки 1742 года. Высота свода составила и в новом храме 3,6 м в замке. Сколько же было до этого на самом деле? Наверняка имеет место ошибка, вызванная желанием хоть как-то оправдать строительство. Но, в любом случае, незаконность постройки была очевидна.
Консистория сносилась по этому вопросу с властями Воскресенского монастыря, о чем Преосвященный Петр отписал своему приказчику Ивану Киприанову: “По прошению Савватьева монастыря служителя Якова Афанасьева и по указу нашему, велено в том Савватьеве монастыре в церкви Божией, где имеется гроб и служба Преподобного Отца Савватия трапезу за ветхостью вновь перестроить, которую де трапезу обещался он, Яков, строить своим коштом, токмо де по тому указу Преосвященный Тверской Митрофан епископ строить не повелевает. Материалы же и все прочее готовы и каменщики наняты. И чтобы мне в показанной церковной нужде отписать к Преосвященному, чтобы он благословил пристроить трапезу. И тебе, прикащику по-прежнему и по сему указом строить церковную трапезу велит, понеже церковь сия старинная и весьма ветха, не вновь строится, а только исправляется одна ветхость. А как буди храм состроен, тогда писано будет о посвящении Преосвященному Тверскому епископу; и тебе прикащику учинить по вышеописанному непременно”17 .
В итоге мы уже никогда не сможем сказать, что же именно предполагал строить Яков Афанасьев. Священник умолчал о строительстве трапезы, в указе нет ничего о перекрытии свода. Трапезы в Знаменской церкви никогда не было, а была паперть очень распространенного в XVIII в. в Тверской земле типа - открытая на массивных квадратных столпах. Такие паперти служили основаниями колоколен, сохранились, правда, закрытые, во многих тверских храмах, а отреставрированные такие паперти в прежнем виде есть в Казанской церкви села Власьева (1779 г.) и в трапезной Рождественской церкви в Городне (1740-е гг.). Аналогичную возвели в Савватьеве, ее-то и упоминает епископ Петр как “трапезу”. Несомненно, степень перестройки была больше, чем заявлено во всех прошениях. Архитектурные особенности храма говорят, скорее, о сер. XVIII в. как времени строительства всего сооружения, и только документы не позволяют усомниться, что здесь более ранняя постройка.
Итогом строительства Знаменской церкви стало освящение ее 6 ноября 1743 г., но без разрешения отправлять в ней богослужение. В результате церковь сразу начала ветшать и гнить без присмотра. И все же, подводя итог деятельности мельника Якова Афанасьева, нельзя не остановиться и не поблагодарить этого человека. Он, пожалуй, за весь XVIII век в Твери и округе единственный крестьянин, которому удалось такое дело, как капитальная перестройка каменной церкви. И пусть его Знаменская церковь не шедевр, само внимание к ней, сам факт, что столь рискованное предприятие увенчалось все же успехом, говорит о вере этого человека и, конечно, о помощи преп. Савватия Тверского.
