Взяв за основу свидетельство прп. Иосифа Волоцкого, мы приблизительно вычислили дату основания монастыря прп. Савватия – это начало 1390-х гг. Следовательно, в уединении он пробыл недолго. Вокруг старца скоро собрались ученики и сподвижники. Численность братства видимо не была большой – им хватало одной небольшой церкви «Неопалимой купины», которую, без сомнений, поставил сам прп. Савватий. Поставлена она была, по предположению А.А. Митропольского, на месте явления прп. Савватию Креста Господня, после его молитвы к Богу с просьбой открыть место для первого монастырского храма12. Но это только догадка А.А. Митропольского. Сцена явления Креста Господня прп. Савватию на житийной иконе действительно имеется. И факт явления Креста прп. Савватию заслуживает внимания. Это именно факт. В левой верхней части монастыря коленопреклоненный Савватий предстоит образу восьмиконечного голгофского креста с орудиями страстей по сторонам, помещенному в круг яркого красно-коричневого цвета. В конце XIX века рядом читалась надпись: «Явися преподобному Саватею Крест на воздусе от сего паде на колена и моляшеся ему»13. Яркий красно-коричневый круг, скорее всего, символизирует яркий свет при явлении Креста прп. Савватию. Созерцание Божественного Света, как уже отмечалось нами выше, есть необходимый атрибут исихазма. Подвижник, достигший совершенства, начинает видеть Бога, как нетварный Свет. Созерцание этого Божественного Света, по прп. Григорию Синаиту, есть явный признак того, что монах во внутреннем своем делании преодолел греховные страсти и вошел в меру совершенства14. Только после этого он может собирать учеников, т.е. быть старцем, давать наставления и вести других по пути духовного восхождения.
Так и следует трактовать данную сцену с иконы «Обитель преп. Савватия Тверского со сценами его жития». Она расположена ровно напротив другой подобной сцены, где прп. Савватий в одиночестве молится перед св. Крестом в лесной чаще. То есть, по плану Жития на иконе, первоначально прп. Савватий живет один в лесной глуши, молится он перед Крестом, тем самым, принесенным им из Иерусалима. Знамением того, что он вошел в степень совершенства, служит явление ему «на воздусе» Креста Господня. Вполне возможно, что оно было на месте будущего монастыря, как это отображено на иконе. Теперь он принимает на себя новый подвиг – старчество. Вокруг собираются ученики, первоначально они молятся в небольшой часовне перед Крестом – это уже следующая сцена с иконы «Обитель преп. Савватия Тверского со сценами его жития». Чуть ниже, прп. Савватий с топором в руках ставит кельи для братии.
До революции в Савватьеве, как одна из реликвий, сохранялся топорик прп. Савватия, найденный в земле при возобновлении его пещеры, «который после того был очищен от ржавчины, поновлен и насажен на топорище; на обухе его сделана надпись: «моли о насъ», а на самом топоре: «сия секира угодника Божия Савватия, который самъ трудился; при возобновлении его пещеры в 1822 года в 12-ти верстахъ от Твери, обретена въ земле. Возобновлена 1823 года июня 12 дня»15. По воспоминаниям старожилов дер. Савватьева, здесь сохранялась еще и некая «мотыжка» Преподобного. Соответствующая сцена видимо была на иконе, о ней упоминают Владиславлев и Митропольский16. То, что прп. Савватий «сам трудился», характерная деталь, так поступали и многие другие подвижники данного направления, например, прп. Сергий Радонежский.
Еще раз нужно отметить, что практически на всех сценах иконы «Обитель преп. Савватия Тверского со сценами его жития» прп. Савватий изображен босым, даже в сцене, где он лежит на смертном одре и Ангел Господень принимает в руки его душу. Эта деталь явно подчеркнута. Нет сомнений, что иконописец отобразил один из подвигов пустынника, который ходил босым постоянно, и летом, и зимой. Старец, как мы уже отмечали, скорее всего, вынес эту привычку с Ближнего Востока.
Еще одна замечательная реликвия бывшая в савватьевских храмах в прошлом – вериги прп. Савватия. «Из Савватьевой пещеры еще в древности взяты и помещены были в церкви Знамения Пресв. Богородицы железные вериги, весом 18 1/2 фунтов, которые надевались подвижником на плечи и охватывали железными пластинами, соединенными между собою кольцами, спину и грудь в подмышниках и вокруг живота и поясницы, а на груди и спине кольцами соединялись две четырехугольные железные дощечки, довольно толстые; на одной из этих дощечек, которая находилась на спине, вырезаны следующие слова: «Духъ твой святъ», хотя и не так ясно, а ниже, в другой строке, но более ясно, вырезано: «Делалъ Петръ Пушькинъ». При этих веригах находится продолговатый камень около 3/4 аршин длины и 1/4 аршин ширины, кругом окован железом таким же, как и самые вериги, и весит 38 1/2 фунтов; следовательно, вес вериг с камнем равнялся 57 фунтам. Этот камень подвижник носил на спине, прицепляя его к железным веригам посредством крючка, а во время сна снимал его и клал себе под голову, вместо подушки, о чем мы конечно узнаем из предания. Камень этот, вероятно, найден вместе с железными веригами и, кажется, был неразлучным с ними, как в пещере прп. Савватия Тверского и Оршинского, так и в церкви Знамения Пресв. Богородицы и даже по отобрании их, в Тверском кафедральном соборе, откуда они отосланы в Св. Синод и теперь под общим именем вериг, носимых якобы угодником Божиим Савватием Тверским, хранятся в синодальном архиве»17. Дальнейшая их судьба неизвестна. Но остаётся надежда найти эти вериги в музейных фондах Санкт-Петербурга, тем более что идентифицировать их будет не сложно. Они не обычные - с камнем и надписями.
Антропологические исследования останков монахов, обретённых в результате археологических раскопок 2009 г. в Знаменской церкви показали, в частности, то, что они были строгими постниками. Как оказалось, Знаменская церковь в Савватьево старцем схимником Ионой Грязновым была поставлена в конце XVII века на месте древнего монастырского некрополя. Иона видимо пытался таким образом оградить могилу отца-основателя обители от возможного разорения на будущее время. И он оказался прав. Ведь везде вокруг монастырских храмов XVII века в следующие три столетия производились захоронения местных жителей. Кладбище было действующим вплоть до Второй Мировой войны. Захоронения, попавшие в раскоп, безусловно относятся к более раннему времени – не позднее XVII века, т.е. к ещё монастырскому периоду. Почти все попавшие в раскоп являются насельниками обители XV-XVI вв., самая поздняя граница – XVII век. Захоронения были в несколько ярусов (этажей). Внизу на материке – самые ранние, среди которых почти точно и сам Савватий. Выше них – более поздние.
Теперь несколько проясняется вопрос о появлении в Знаменской церкви той самой гробницы прп. Савватия Тверского и местного предания о мощах его под спудом почивающих в Знаменской церкви под этой гробницей. Мощи святых подвижников действительно были обретены в результате раскопок в сентябре 2009 года. Именно в этом месте у северной стены ближе к алтарной части был найден средневековый белокаменный саркофаг(!) середины XV века, под ним были ещё два более ранних захоронения и множество захоронений вокруг на разных уровнях. Эти двое под саркофагом – родные братья. Захоронены они были не по русскому обычаю в гробах, а по-восточному – в саванах. Это – ещё одно подтверждение ближневосточного происхождения самого Савватия и его брата, предположительно прп. Нектария Тверского. Только имена этих двух святых упоминаются в древнем савватьевском синодике. Даже Евфросин не назван там «преподобным», только Савватий и Нектарий. 100-процентная научная идентификация мощей на сегодняшний день, к сожалению, невозможна, поэтому мощи остаются под спудом в крипте под алтарём Знаменской церкви деревни Савватьево. Всего в результате раскопок в Знаменской церкви было открыто более дюжины древних захоронений. Большинство из них – современники прп. Савватия, его ученики и сподвижники. Это – знаменитые в своё время савватьевские старцы, за духовным окормлением к которым приходили иноки из разных удалённых от Твери обителей, даже с Валаама. Теперь мощи, изъятые из земли, находятся в костнице в той же подземной крипте под алтарём Знаменской церкви.
В раскоп Сретенского собора в 2018 году попали две постройки времен Савватия. Это самые ранние постройки, обнаруженные археологами, датируются первой четвертью XV века. Здесь найдены монеты времён тверского великого князя Ивана Михайловича (1399-1425 гг.) и Бориса Александровича (1425-1461гг.). Монастырь в первоначальном своем виде был огорожен частоколом и состоял из нескольких деревянных построек18. Постройки – кельи и хозяйственные - окружали единственную в то время церковь Неопалимой Купины, построенную самим прп. Савватием Тверским. На основании данных раскопок можно сделать вывод, что уже на первом этапе своего становления – рубеж XIV-XV вв. - в обители протекала активная жизнь. В частности, здесь была своя книжная мастерская, где иноки и сам Савватий изготавливали рукописи. Для этого в основном и нужны были деньги.
Итак, изначально обитель прп. Савватия была скитского или келлиотского типа. Кельи учеников располагались в лесу вокруг пустыньки с пещерой старца Савватия. Они должны были руководствоваться в своей жизни т.н. Скитским уставом. Древнейший из сохранившихся списков этого устава находится в рукописном «Сборнике прп. Кирилла Белозерского» (РНБ, Кирилло-Белозерское собрание №XII), недавно изданном отдельной книгой с подробными комментариями.
Г.М. Прохоров в комментарии к тексту Скитского устава пишет: «В XIII-XIV вв. византийское, и именно афонское монашество пережило сильное духовное обновление, получившее название исихазма, или исихастского движения. Оно совпадает с общим культурным подъемом, известным как «палеологовское Предвозрождение». Так как значительная часть иноков-безмолвников предпочитала отшельническое или полуотшельническое жительство более шумному общежитию, то в это время наблюдается оживление скитского и келлиотского монашества. Мы знаем из житий прп. Григория Синаита (ум. 1346) и святителя Григория Паламы (1296-1359), что они временами жили то в скитах, то в келлиях. Первый даже основал собственный скит на границе между Византией и Болгарией (ок. 1330 г.). Несмотря на краткое время существования этого скита, он имел огромное значение для южнославянского и, в частности, для болгарского монашества. По его образцу устраивалась затем большая часть болгарских монастырей и прежде всего Килифаревский монастырь, созданный непосредственным учеником Григория Синаита прп. Феодосием Тырновским, жившим в его скиту и видевшим весь строй и порядок обители. Возможно, что он или другой ученик Синаита записал уставные предания и правила этого скита и составил из них текст нашего славянского Скитского устава, в котором многократно речь идет об «отце нашем», но, к сожалению, он не называется по имени. Можно предположить, что Устав был написан в XIV в. по-гречески и вскоре же переведен на славянский язык, либо – что он был написан сразу по-славянски, но человеком, долгое время жившим среди греков, что отразилось на его языке»19.
Надо сказать, что ни одного греческого списка Скитского устава не сохранилось20. Поэтому возникает вопрос: были ли они вообще? Скорее всего, Скитской устав – произведение автора славянина очень близко знавшего жизнь восточного монашества и бывшего близким к синаитскому движению. А то, что наиболее древние списки этого устава происходят из Кирилло-Белозерского монастыря и относятся к концу XIV– началу XV вв., наталкивают нас на смелое предположение, что автор этот подвизался в России где-то поблизости от этого монастыря или имел на него сильное влияние.
Кирилло-Белозерский монастырь основан прп. Кириллом в 1397 году. Авторы вышеуказанного исследования «Сборника Кирилла Белозерского» подробно рассматривают небольшой чертеж в конце рукописи, в котором является нам план первоначальных построек Кириллова монастыря и который соответствует, по их мнению, именно Скитскому уставу21 Для нас важно то, что Савватьев монастырь был построен по точно такому же плану: стоящие вплотную друг к другу кельи окружают церковь, находящуюся в центре обители, здесь же – хозяйственные постройки. Но обитель прп. Савватия возникла на 5-7 лет раньше Кириллова монастыря, так что вполне могла быть прототипом для последнего. Загадочный аноним, о котором идет речь в древнейшей рукописи Скитского устава, и предполагаемый автор текста этого устава, являлся хорошим знатоком жизни монахов-отшельников православного Востока. Но именно таким, как известно, и был прп. Савватий Тверской. К тому же он непосредственно был связан с учеником прп. Феодосия Тырновского, свт. Киприаном Цамблаком. Прп. Савватий Тверской происходил как раз из той среды, в которой Скитской устав был своим, по которому жили и молились ученики и последователи прп. Григория Синаита. Не исключено, что он мог вынести подобный тип монашеского жития и непосредственно с Синая.
Косвенным подтверждением связи Савватьевой пустыни с Кирилло-Белозерским монастырем может служить обстоятельство, что в Кириллове монастыре обнаруживается почитание Неопалимой Купины. Известны ряд кирилловских списков службы Неопалимой Купине московского происхождения, а также шитая пелена и фреска Святых врат Кирилловой обители, на которой можно видеть точно такое же изображение «Неопалимой Купины», как и на иконе «Обитель преп. Савватия Тверского со сценами его жития». Пророк Моисей изображен здесь снимающим обувь внизу горы Синай и слушающим голос из горящего куста. Этот, т.н. «синайский», иконографический тип данной библейской сцены на русской почве более нигде не встречается.
Обители исихастов везде проходили одинаковые этапы развития: келья или пещера основателя, потом скит, затем лавра, которая в случае сильного роста, как правило, превращалась в киновию, т.е. общежительный монастырь. Исходя из данных иконы «Обитель преп. Савватия Тверского со сценами его жития», видно, что именно по такому пути шло развитие Савватьевского монастыря. Трудно сказать, превратился ли он в киновиальную обитель или остался лаврой. Так или иначе, скитское и отшельническое житие сохранялось здесь очень долго, существуя параллельно с общежитием.
Подобной приверженности скитскому житию мы не встретим нигде в русских обителях. В том же Кирилло-Белозерском монастыре этого не было, хотя он и развивался по тому же сценарию22. Скитской устав, видимо, имел в Савватьевой пустыни очень сильные корни. Это можно объяснить только тем, что так устроил пустынь сам ее основатель, прп. Савватий Тверской, и именно такой устав монастырской жизни был им учрежден изначально. Поэтому мнение некоторых ученых о том, что первый и настоящий скит по восточному (афонскому) образцу устроил на Руси прп. Нил Сорский (†1508)23 следует отвергнуть. В пустыни прп. Савватия Тверского существовал типично исихастский скит за 100 лет до скитов прп. Нила. Были скиты и в других обителях, основанных в пределах Великого Новгорода на северо-западе Руси. Возникли они практически одновременно – в 1390-х гг. Известно, что по Скитскому уставу жили в конце XIV века Валаамский и Коневский монастыри24. В первом монашеская жизнь была возобновлена в это время неким старцем Ефремом и его учеником Сергием, для второго такой же устав в 1393 году принес с Афона прп. Арсений Коневский. По мнению современного агиографа крайнего Севера, митрополита Митрофана (Баданина), на Кольском полуострове монашеские скиты возникли так же в последнем десятилетии XIV века. Их основал здесь некто старец Евфимий, о котором на данный момент ничего кроме имени не известно. В Кирилло-Белозерском монастыре все начиналось тоже со скита, но там скит уже к середине XV века вырос в киновию25, а скитничество угасло до такой степени, что во времена прп. Нила (конец XV в.) воспринималось уже как какое-то новшество.
В Савватьевой же пустыни было совершенно иначе. Кельи и скиты отшельников недвусмысленно отображены на иконе «Обитель преп. Савватия Тверского со сценами его жития», и значит, еще существовали в первой половине XVI века. Отшельнические кельи разбросаны по всему полю иконы, в лесу вокруг монастыря. Надо полагать, что именно савватьевские старцы-отшельники и привлекали внимание выдающихся подвижников XV-XVI вв., среди которых были прп. Иосиф Волоцкий (†1515) и прп. Корнилий Комельский (†1537). Замечательно, что последний, как и прп. Нил Сорский, был постриженником Кирилло-Белозерского монастыря. Он пришел в Савватьеву пустынь на безмолвие из Великого Новгорода в самом конце XV века, некоторое время жил в пещере прп. Савватия Тверского и затем ушел в Комельский лес, где и основал свою знаменитую обитель. Выходит, что практически одновременно прп. Нил и прп. Корнилий учились скитскому житию, только первый на Афоне, а второй в Савватьевой пустыни. Первый основал знаменитые заволжские скиты близ Белозерского монастыря, второй – лавру в дремучем Комельском лесу. Обитель прп. Корнилия Комельского отличалась тем, что вокруг нее было обустроено множество отшельнических келий и скитов. Точно так, как это было в Савватьевой пустыни.
Из скита обитель прп. Савватия превратилась в лавру. Это могло произойти уже в конце XIV века, во всяком случае, еще при жизни прп. Савватия. Мы уже отмечали, что первый храм, вокруг которого располагались кельи лавриотов, был поставлен самим Савватием. Это была церковь «Неопалимой Купины». В правом нижнем углу житийной иконы сцена: прп. Савватий входит в свой монастырь с игуменским посохом в правой руке и ведром воды в левой. А. А. Митропольский увидел в этом то, что прп. Савватий остался жить в своей пещере вне монастыря и после его основания. Эта догадка видимо была основана на том, что прямо напротив данной сцены, где Савватий входит в обитель, чуть правее была другая сцена, где он входит в свою пещеру. Эта последняя сцена ныне практически полностью утрачена. В описании иконы XIX века В.Ф.Владиславлев пишет: «…Около реки Орши изображен преподобный Савватий с посохом в руках близ своей кельи или пустыньки и как бы входит в нее»26. То, что эти две сцены «Входа Савватия» находятся в одном житийном регистре (одна напротив другой) и то, что в обоих случаях у Савватия в правой руке находится посох-жезл (символ игуменской власти), заставляют нас согласиться с А.А. Митропольским. Савватий, скорее всего, не оставлял своего уединения и после основания им лавры или, по крайней мере, очень часто удалялся на уединение в свою пещеру. Такое житие игумена вне своего монастыря объясняется, как уже говорилось, синаитской монашеской традицией. Однако, это могло быть обусловлено и некоторой двойственностью в жизни монастыря в данный период, когда часть братии жили в лавре, а наиболее строгие аскеты в отдельных кельях или скитах вокруг обители.
