Звать меня Мария Ивановна Голядкина. Савватьевская фамилия Петрова, Голядкина вышла замуж.
Что я вам расскажу? Церьковь разрушили, в церкови мы ходили, церкови так стояли, церьковь была теплая и холодныя. А тут (показывает руками) мощи святого Савватия. Маленька церквущека.
-А Пустыньку помните? - Помню. Там Савватий Преподобный жил. В Пустыньку ходили. Праздник был. После Троицы я уж забыла сколько недель пройдет, тут Сборное Воскресенье назывался. Очень много народу приходило, и ис Кашина, со всех сторон. Приходили, шли в церьковь, а ис церкови всё иконы брали и прям идут в Пустыньку. Вота, и там служили в Пустыньке. Иконы всё брали, и вот большую икону, такая большая-большая, четьверо несли ее, и мы подходили и так, нагибалися, чтоб пройти эту икону. Большая икона, несли четьверо, потому что невозможно вдвоем -то, очень большая была. А изображения-то ее я не знаю, ищо маленькие были.
Ребятищек в прудике купали. Взрослые не купалиси. И как больной ребенок - рубашонку сымут и бросют в пруд, чтоб болисть прошла. Много было рубашек в пруду.
-О себе скажите что-нибудь. - А что говорить? Я замуж вышла в тридцать шестом году. Пять лет тока с мужем прожила, погиб на войне...
-Расскажите про батюшку. - Батюшка был Разумихин, Александр Разумихин батюшка был, они с матушкой только жили. А дочь, она учительницей была, на Василевске учила, а были у нее дети, не знаю, мы не видали. Она когда только приходила, а не жила дочь. Это давно, я маленькая ищщо была. Батюшка работал, у него лошадь была, белая, как сичас помню, корова была, он сам доил, сам косил, сеил, молотил, хозяйствовал. Потом в его дому был сельсовет. Батюшка хороший был. На Пасху ходили с иконами, и в их дом заходили. Батюшка был бодрый такой, светленькой, среднего роста.
-Расскажите про колхоз - Колхоз... Прям смех получился. Собрали всех, я-то ищо маленькая была, отца, мать. Вступать в колхоз. Говорят: несити блюдо, давайте круг начирчим, кто вперед не поймешь. Это я точно вам говорю, и приходили так, и выходили так же. Председатель был Колесов Матвей Николаевич. Он собирал всех, проводил собрания, мероприятия какие. - А были, кого в колхоз не принимали? - Были, называли кулаки, а это труженики были. - А много ли было их? - Нет, совсем богатых семьи три. А дворов было много, чай семьдесят.
На торфопредприятии мы работали, торф таскали, от колхоза нас посылали.
А после, после батюшки Разумихина дьячок приехал, при церкви работал, из города приходил и служил, у нас тогда служил тут в церкви. Не помню как звали его. А потом ево куда дели, мы и сами не знаем. Такой небольшого ростика, вот. Он жил на колокольне, там комнатка была. Он ходил по деревне, служил. Недолго, недели две.
Певчий у нас был свой, Егор Жемчугов, псаломщик. Он у нас долго служил, пел красиво, ну и старухи поттягивали. Он местный был, савватьевский. Он и девчонок, и нас собирал, чтоб мы пели. Хор хороший был.
Был еще батюшка, приезжжял. Не тот, который две недели, другой. Я и не знаю как звали. Спросить боялись, все же он батюшка. Поздоровились, батюшка, здравствуй, а так...
Виноградовы были такие в Савватьеве. Дядя Семен, тетя Катя. Никого не осталось их. Колчак был еще. Богач. В церкви староста, свечки он продавал. Звали его Яфим, Колчак прозывали. Он застрелил себя из ружья, в сарае, мы бегали смотреть.
-Кого-нибудь еще из старых людей помните? - Кого помню? Калина Головин, звать яво Калина, мы маленькие были, в Паску ходили, целоваться к нему, а он нам яичко дал. Головины их было домов пять. Щегловы были, жили напротив нас, Монаховы от нас через дом. А со стариками мы не общалися. Мы их боялися. Почему, потому что оне нас ругали: молитса нады. А мы жа дити, дити! А потом же одить нечива, в церковь пойдем бысиком. У матери было восемь человек, ботинка чтобы обуть не было. Из тряпок шили, тряпошные, и для церкви одевали.
-Мельницу не помните? - Мельница была в Савватьеве, вот где этот мост железный, тут. Не при мне была мельница, до меня была. Говорили: не ходити на это место, тут мельница была. Бревны были. Еще говорили: не купайтесь тут, очень много тонуло людей.
Та деревня, которая за Оршей, называлась Заречина. Говорили так: идите на Заречина. Там я жила, когда девочкой была. Мы девушки были, а гулять не ходили, мать не пускала, грех. Почитали родителей, это сейчас родителей не почитают. Боялись.
Школа у нас была, простая. Я училась, батюшка был, но в школу яво не звали. Изба обычная была, сымали. Изба последняя была к Каблукову, ее сымали. Там учили. Учительница была Ольга Васильевна, не помню по фамилии, была она в годах уже.
У нас часто церьков обкрадали. Сколько денег украли! Жулики, жить-то надо, вино пить-то нады. Свои, и из города приходили жулики. То крест украдут... серебленый, то еще что.
Церковь долго служила. Я замуж выходила, она еще служила. Но редко когда.
И вот окошко у церкви к этой стороне (к селу), рос цвяток зима и лето, и цвел он желтеньки. Ходили смотреть: Батюшки! Цвятет! Мы ходили, вся деревня ходила, кто приежжяли, все ходили смотреть. Долго он цвел, лет пять. И потом этот цветок так и погиб. Мы говорили, что-нибудь будет, загубят нашу церьковь. И потом быстро все взорвали. Когда взорвали, ничего нету на этом месте, не осталось, груда кирпича, кирпич красный был.
Когда взрывали, диамит этот ставили, вся деревня тут стаяли плакали, зачем церьковь разрушаете. А потом она не падала, она так, пашаталась-пашаталась, а не упала. А потом еще подложили, больше, и она и упала. А мы все стояли, выгнали нас. Окошки велели газетами залепить, чтобы, это, не розбить, вот.
-А как Пустыньку разрушали? - Пустыньку-то, это хулиганство. Это ребятишки...
Я тут, наверно, одна осталося, а так все умерли. Остальные... Чаво оне знают, оне Бога не признают, чаво я к ним пойду, зачем?
Да, и раньше кто ходил-то, кто не ходил. Ну у нас-то был приход Лукино, Баклемишово, Домниково, а Иенево не приход... Сельсовет был у нас Костантиновский, Костантиновское, Домниково, Савватьево...
Не арестуют меня, что я вам все это рассказываю?...
Давай, чайку-то, батюшка, поставлю.
